Джордж Элиот. “О, если б я могла примкнуть“
O MAY I join the choir invisible
Of those immortal dead who live again
In minds made better by their presence: live
In pulses stirred to generosity,
In deeds of daring rectitude, in scorn
For miserable aims that end with self,
In thoughts sublime that pierce the night like stars,
And with their mild persistence urge man’s search
To vaster issues.
So to live is heaven:
To make undying music in the world,
Breathing as beauteous order that controls
With growing sway the growing life of man.
So we inherit that sweet purity
For which we struggled, failed, and agonized
With widening retrospect that bred despair.
Rebellious flesh that would not be subdued,
A vicious parent shaming still its child,
Poor anxious penitence, is quick dissolved;
Its discords, quenched by meeting harmonies,
Die in the large and charitable air.
And all our rarer, better, truer self,
That sobbed religiously in yearning song,
That watched to ease the burthen of the world, Laboriously tracing what must be,
And what may yet be better,—saw within
A worthier image for the sanctuary,
And shaped it forth before the multitude,
Divinely human, raising worship so
To higher reverence more mixed with love,—
That better self shall live till human
Time Shall fold its eyelids, and the human sky
Be gather’d like a scroll within the tomb
Unread forever.
This is life to come,
Which martyred men have made more glorious
For us who strive to follow. May I reach
That purest heaven, be to other souls
The cup of strength in some great agony,
Enkindle generous ardor, feed pure love,
Beget the smiles that have no cruelty,
Be the sweet presence of a good diffused,
And in diffusion ever more intense!
So shall I join the choir invisible
Whose music is the gladness of the world.
О, если б я могла примкнуть к невидимому хору
Ушедших но бессмертных, тех, кто вновь живут
В умах облагороженных их жизнью, живут
В порывах сердца к щедрости,
В деяниях дерзновенной прямоты,
В презрении жалких целей,
оканчивающихся собой,
В высоких мыслях, ночь пронзающих, как звезды,
С настойчивостью мягкой побуждают людей
Искать для жизни целей более широких.
Жить так – вот образ рая:
Творить неумирающую музыку земную,
Вдыхающую дивную гармонию, ведущую
Людей с растущей силой к лучшей жизни.
Такой наследуем мы сладкий идеал,
И бьемся за него, и пораженья терпим, и страдаем,
И разрастающийся список неудач плодит отчаяние
– Бунтующая плоть, которая не хочет подчиняться,
Родители, живущие в грехе,
стыдящие невинное дитя,
Притворное, из страха, покаяние, забытое тотчас –
Все эти диссонансы, с гармонией столкнувшись,
Умрут в огромной благотворной атмосфере.
Вся наша редкая, и лучшая, и истинная суть,
Что стонет в молитвенном тоскливом песнопении,
Что жаждет облегчения мировых страданий,
Что в трудном неустанном поиске – как быть,
И что дано еще улучшить, – смогла увидеть
Более достойный образец для поклонения,
Раскрыть его и сделать достоянием для многих.
Богоподобен человек, растящий будущие поклонения
На почитанье высшем, крепче смешанном с любовью,
– И эта наша суть должна дожить до той поры,
Когда смежатся веки Времени людей,
И человеческое небо свернется,
Как в гробнице свиток
Непрочтённого навек.
Такая жизнь нас ждёт,
Какую мученики сделали столь славною для нас,
Стремящихся им следовать. Смогу ли я достичь
Той райской чистоты, чтоб стать для душ других
Дающей силу чашей в любом большом страдании,
Разжечь жар щедрости, кормить любовью чистой,
В них вызывать улыбку без жестокосердия,
Присутствовать, как сладость растворенного добра,
Которое, чем лучше растворилось, тем сильнее!
Вот почему должна и я примкнуть
к невидимому хору,
Чья музыка есть радость мира.